Глава 6. Продолжайте любить - и единство придет.

Сила религии - в ее способности привести людей к добру

2 августа 1990 года президент Ирака Саддам Хусейн совершил вооруженное нападение на Кувейт, спровоцировав тем самым военную ситуацию в Персидском заливе. Этот район всегда был очагом напряженности, и я видел, что мир вот-вот будет втянут в водоворот войны. Я понял, что для предотвращения конфликта необходима встреча христианских и мусульманских лидеров, и немедленно начал действовать, чтобы не допустить войны, в которой погибло бы множество невинных людей.

2 октября я в срочном порядке созвал в Каире внеплановую конференцию Совета мировых религий, чтобы донести мое не терпящее отлагательств послание мира до крупнейших духовных лидеров Ближнего Востока и всех мусульманских стран. Многие удивлялись, почему я — человек, не имеющий никакого отношения к Ближнему Востоку, — вдруг решил организовать такую встречу, однако причина была очень проста. Я уверен, что любая религия должна стремиться к достижению всеобщего мира, однако конфликт между христианством и исламом грозился стать еще ужаснее, чем раскол между демократией и коммунизмом. Нет ничего более кошмарного и жестокого, чем война на межрелигиозной почве.

И я написал письмо президенту Джорджу Бушу-старшему, который к тому времени уже начал предпринимать попытки пресечь конфликт, умоляя его не вмешиваться в войну между арабскими государствами, а вместо этого попробовать добиться отступления Саддама Хусейна дипломатическими методами. Президент Буш полагал, что он просто идет войной на Ирак, но мусульмане смотрели на это по-другому. Для них религия находится гораздо выше любых политических и государственных дел, и я очень боялся, что если США нападут на Ирак, арабские государства единым фронтом выступят против Соединенных Штатов и всего христианского мира.

В нашей спешно организованной конференции в Каире приняли участие крупнейшие лидеры ислама и верховные муфтии из девяти стран, включая верховных муфтиев Сирии и Йемена. Ключевым моментом встречи стал мой отчаянный призыв к арабо-мусульманскому миру не поддерживать заявление Саддама Хусейна о том, что эта война «священна», и не присоединяться к его действиям. Кто бы ни победил в этой войне — хоть США, хоть Ирак, — что хорошего это принесло бы людям? В чем смысл войны, если при этом с неба дождем будут сыпаться бомбы, уничтожая дома и школы и губя бесценные жизни невинных людей?

Конференция в Каире стала одной из целого ряда миротворческих акций нашей Церкви. Каждый раз при назревании кризиса на Ближнем Востоке члены Церкви бесстрашно трудились не покладая рук, рискуя жизнью перед лицом опасности. В течение многих лет в самый разгар насилия и террора в Израиле и Палестине наши прихожане немедленно реагировали и выезжали в «горячие точки», сотрудничая с крупнейшими организациями в деле достижения мира.

Мне всегда нелегко отправлять членов Церкви туда, где их жизнь подвергается опасности, но если вы трудитесь на миротворческом поприще, вам этого не избежать. В этот момент я могу возделывать землю под палящим солнцем Бразилии или выступать где-нибудь в Африке, но мое сердце всегда с теми, кто по собственной воле отправляется работать в пороховую бочку под названием Ближний Восток. Я молюсь о том, чтобы на земле как можно скорее воцарился мир, и мне больше не пришлось бы отправлять членов Церкви в «горячие точки смерти».

11 сентября 2001 года все мы пережили беспредельный ужас, когда башни-близнецы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке были разрушены террористами.

Некоторые назвали это неизбежным столкновением исламской и христианской цивилизаций, однако я смотрю на это по-другому. Христианство и ислам в чистом виде — вовсе не воинственные религии. В них не заложено стремление к конфликтам, и они обе стремятся к миру. На мой взгляд, навешивать на весь ислам ярлык радикалов — это удел слепых фанатиков, равно как и считать, что ислам и христианство коренным образом отличаются друг от друга. Суть этих двух религий одна и та же.

Сразу же после падения башен-близнецов я собрал на «нулевой отметке» религиозных деятелей из Нью-Йорка и со всей Америки для того, чтобы помолиться о душах погибших и о тех, кто первым откликнулся на беду, а также провести общее богослужение. Затем в октябре я провел в Нью-Йорке крупнейшую межрелигиозную конференцию за мир, ставшую первым международным событием в городе с момента трагедии.

Столь существенный вклад в дело мира во время войны не мог появиться на пустом месте. Десятки лет я делал все ради достижения межрелигиозной гармонии. Именно благодаря такому вкладу мы смогли заслужить доверие крупнейших религиозных деятелей, съехавшихся в Израиль во времена интифады или в Нью-Йорк вслед за событиями 11 сентября.

В 1984 году я собрал сорок теологов и религиоведов и дал им задание сравнить учения, заключенные в Священных Писаниях христианства, ислама, буддизма и других крупных мировых религий. Благодаря их усилиям в 1991 году была издана книга «Всемирное Писание: сравнительная антология священных текстов». Ученые обнаружили, что все священные тексты, представляющие собой учения разных религий, совпадают более чем на 70% и лишь на 30% отражают уникальные черты каждой из них. Это значит, что большинство учений крупнейших мировых религий по сути своей одинаковы. То же касается и религиозных практик. С чисто внешней стороны кто-то из верующих носит тюрбаны, кто-то — четки, а кто-то — крестики, но все они стремятся найти основополагающие вселенские истины и понять волю Творца.

Люди зачастую становятся друзьями, даже если их объединяет всего лишь общее увлечение. Два попутчика, обнаружив, что они земляки, тут же начинают живо общаться, словно знали друг друга десятки лет. Вот почему я считаю настоящей трагедией то, что религии, схожие более чем на 70%, до сих пор не могут прийти к взаимопониманию и с радостью построить друг с другом отношения. А ведь они могли бы найти очень много общих тем и взяться за руки! Так нет же — они, наоборот, настаивают на своих отличиях и критикуют друг друга.

Все религии на свете говорят о мире и любви. И при этом они враждуют между собой ради этого самого мира и любви! Израиль и Палестина только и говорят о мире и справедливости, однако обе страны погрязли в насилии до такой степени, что их дети гибнут, истекая кровью.

Иудаизм, религия Израиля, — это религия мира; то же самое касается и ислама. Внимательно изучив Всемирное Писание, мы поймем, что проблема не в самих религиях и вероучениях, а в том, как их преподносят людям. Если доносить до людей учения в искаженном виде, это порождает предубеждения, которые приводят к конфликтам. После атаки 11 сентября всех мусульман заклеймили как террористов, однако подавляющее большинство простых верующих мусульманских семей — очень миролюбивые люди, такие же, как мы с вами.

Покойный Ясир Арафат долгое время стоял во главе Палестины. Как и все политические лидеры, он мечтал о мире, но при этом был причастен и к раздорам в своей стране. Будучи главой Организации освобождения Палестины, Арафат выразил решимость превратить сектор Газа и Западный берег реки Иордан в независимое палестинское государство. Говорили, что после своего избрания на пост президента Палестинской автономии в 1996 году он отошел от своих прежних связей и стал предпринимать попытки остановить деятельность экстремистских организаций.

Ради достижения мира на Ближнем Востоке я двенадцать раз пытался наладить контакт с Ясиром Арафатом. Разумеется, мое послание к нему было прямым и недвусмысленным: стезя, которую избирает Бог, всегда ведет к миру и гармонии.

Путь к офису Арафата был в буквальном смысле тернист. Любой, кто хотел попасть туда, должен был сначала миновать вооруженную до зубов охрану и по меньшей мере трижды подвергнуться личному обыску. Но когда к нему прибыли члены нашей Церкви, их тепло приветствовал сам Арафат, выйдя к ним в своей куфии.

Такие отношения невозможно построить за день или два. Они сложились за годы, в течение которых мы вкладывали все силы в дело мира на Ближнем Востоке. Наши отчаянные усилия и постоянная готовность рисковать жизнью в очагах напряженности и террора стали основанием для того, чтобы нас смогли принять религиозные и политические деятели такого уровня. Это потребовало от нас серьезного вложения сил и ресурсов. И в конце концов нам удалось заслужить доверие и Арафата, и ведущих лидеров Израиля, которые позволили нам сыграть роль связующего звена во время обострения конфликтов на Ближнем Востоке.

Впервые я посетил Иерусалим в 1965 году. Это было до Шестидневной войны, когда город еще был оккупирован войсками Иордании. Я поднялся на Елеонскую гору, где Иисус молился и проливал кровавые слезы перед тем, как предстать перед судом Понтия Пилата. Я потрогал ствол 2000-летней оливы, которая могла быть свидетельницей молитвы Иисуса в ту ночь, и вбил в это дерево три гвоздя: один за иудаизм, второй за христианство и третий за ислам. Я молился о том, чтобы эти три родственные веры однажды объединились. Мир на земле не будет построен, пока иудаизм, христианство и ислам не объединятся. Эти три гвоздя все еще находятся там.

В современном мире иудаизм, христианство и ислам крайне разобщены и враждебно настроены друг к другу, однако все они имеют общие корни. Камнем преткновения для них является личность Иисуса. Для разрешения этой спорной ситуации 19 мая 2003 года я внес предложение о том, чтобы христианство пересмотрело отношение к распятию и перестало делать упор на него во взаимоотношениях между авраамическими религиями. И тогда мы провели церемонию снятия креста. Мы привезли распятие из Америки, преимущественно христианской страны, и зарыли его на Земле Крови в Израиле. Эта земля была куплена за тридцать сребреников, которые Иуда Искариот получил за предательство Иисуса, тем самым приговорив его к распятию.

В тот же год, 23 декабря, около 3000 Послов мира, представляющих все религии и страны, присоединились к 17 000 израильтян и палестинцев в Парке Независимости в Иерусалиме, чтобы символически снять терновый венец с головы Иисуса и заменить его Короной мира. Затем они прошли с Маршем мира через весь город. Местная администрация дала нам разрешение на эту акцию и взяла нас под свою защиту, а палестинские и израильские семьи поддержали Марш мира тем, что вывесили светильники перед дверями своих домов.

Во время этого Марша, прямая трансляция которого велась через Интернет на весь мир, я провозгласил о том, что Иисус восстановлен в положении Царя мира. После многовековых разногласий и раздоров у христианства, иудаизма и ислама наконец-то появилась возможность помириться друг с другом.

В Иерусалиме есть мечеть Аль-Акса, третья по значимости мечеть мусульманского мира после мечетей в Мекке и Медине. По преданию, именно с этого места пророк Мухаммед вознесся на небеса. Наша Церковь стала единственной межрелигиозной группой, которую допустили во все помещения этой святыни. Главы этой мечети провели христианских и иудейских священнослужителей, участвовавших в Марше мира, по всем священным уголкам мечети. Таким образом, нам удалось отворить врата, которые до сих пор были плотно заперты, и дать возможность многим лидерам ислама взаимодействовать на новом уровне с христианскими и иудейскими братьями и сестрами.

Люди любят мир, но им также нравятся и конфликты. Люди могут заставить драться даже самых миролюбивых животных и птиц. Например, некоторые стравливают петухов, и те кидаются друг на друга и дерутся острыми клювами — да так, что во все стороны летят клочья мяса. И потом эти же люди, оторвавшись от зрелища, говорят своим детям: «Не деритесь с друзьями! Играйте мирно и спокойно!»

Основная причина всех войн не в религиях или расовых различиях. Ее нужно искать где-то в самой глубине человеческой души. Люди любят списывать причины вооруженных конфликтов на науку или экономику, но основополагающая причина кроется внутри нас самих.

Цель любой религии — помочь людям встать на путь добра и избавиться от порочных черт, которые, собственно, и пробуждают в нас тягу к конфликтам. Возьмем крупнейшие религии мира. Идеалом для каждой из них является мир на земле. Все они стремятся к Царству Небесному, Утопии или раю. Каждая религия называет этот идеал по-разному, но все они стремятся именно к нему. В нашем мире существует бесчисленное множество религий, и практически все они разделены на деноминации. Однако все эти религии, по сути, мечтают об одном: о Царстве Небесном и мире на земле. Души людей изорваны в клочья насилием и враждебностью, которые коренятся в нас самих. Нас сможет исцелить только Царство любви.

Река никогда не отвергает стекающих к ней ручьев

В нашем мире процветает эгоизм. Однако, по иронии судьбы, он губит и самих эгоистов, и всех окружающих людей, и даже целые страны. Самое большое препятствие на пути к миру на земле — это людская алчность. Зарождаясь в душе человека, она распространяется и на всю нацию. Сердца, зараженные алчностью, влекут за собой раздоры и конфликты на всех уровнях. Бесчисленное множество людей на протяжении всей истории проливали кровь и гибли в конфликтах, порожденных алчностью.

Для прекращения этих конфликтов нам нужна настоящая революция сознания, чтобы отказаться от ложных ценностей и ошибочного мышления, широко распространенных в нашем мире. Сложные и запутанные проблемы, с которыми сталкивается современное общество, можно решить очень быстро, если произвести революцию в сознании людей. Если каждый человек и каждая страна будут в первую очередь заботиться о других и трудиться в единстве с ближним, все проблемы в обществе будут решены.

Всю свою жизнь я посвятил делу мира. И теперь, стоит мне услышать, как где-нибудь обсуждают вопросы мира, как я тут же начинаю волноваться. У меня перехватывает горло и становится трудно глотать, а на глаза наворачиваются слезы. Как только я представлю, что наш мир объединится и будет жить в гармонии, одна мысль об этом трогает меня до глубины души.

Вот что такое мир. Он соединяет людей, думающих по-разному, принадлежащих к разным расам и говорящих на разных языках. В глубине души мы мечтаем именно о таком мире и лелеем надежду на то, что он когда-нибудь будет построен.

Однако для достижения мира нужны конкретные действия, а не расплывчатые идеи. Создание движения за мир не всегда было легкой задачей. Нам пришлось столкнуться с множеством трудностей и вложить в это дело крупные суммы денег. Я занимался этим не ради личной славы и не для того, чтобы разбогатеть. Я просто вкладывал все силы в построение мира, в котором укоренился бы прочный и настоящий мир. За то время, пока я занимаюсь этой работой, я никогда не был одинок, ведь о мире мечтает каждый человек на земле. Но вот что странно: все до единого хотят мира, а мир до сих пор так и не наступил!

Говорить о мире легко, а вот построить его очень сложно. Все дело в том, что люди напрочь забывают основополагающую истину, без которой невозможно достичь мира, и даже притворяются, что не знают о ней. Прежде чем говорить о мире во взаимоотношениях между людьми и между странами, нам нужно достичь мира в отношениях с Богом.

Каждая из существующих ныне религий считает себя выше всех, глядя сверху вниз на остальные религии и отвергая их. Однако мы не должны возводить заборы и отделяться от других религий и деноминаций.

Религия — это широкая и полноводная река, которая несет свои воды по направлению к идеальному и гармоничному миру. Этой реке придется течь очень долго, прежде чем она окажется на широких просторах мира и гармонии, по пути вобрав в себя множество мелких ручьев и речушек. Впадая в реку, они перестают быть ручьями и становятся частью реки, одним целым с ней.

Река никогда не отвергает стекающих к ней ручьев. Она принимает их все до единого. Ее воды, приняв вливающиеся в нее течения, превращаются в один мощный поток и устремляются к океану. Люди отчего-то не понимают этой простой истины. Ручьи и потоки, текущие в поисках реки и сливающиеся с нею, — это бесчисленное множество современных религий и деноминаций. Все эти ручьи берут начало из разных источников, однако направление у них одно: каждый из них стремится к идеальному миру, в котором царит мир.

Мир на нашей земле не наступит, пока мы не устраним барьеры между религиями. Тысячи лет религии развивались в тесной связи с определенными этническими группами, поэтому теперь их разделяют серьезные культурные барьеры, разрушить которые крайне тяжело. Каждая религия окружала себя подобными стенами в течение тысячелетий, настаивая при этом на своей исключительной правильности. Порой некоторые религии, желая расширить сферу влияния, вступали в конфликты и воевали с другими религиями, прикрываясь именем Бога и при этом не имея ничего общего с Его волей.

Воля Бога — это всеобщий мир. Но если мир расколот на почве национальных, расовых и религиозных различий, а люди в нем нападают друг на друга и проливают чужую кровь — это не тот мир, которого хочет Бог. Когда мы убиваем друг друга и воюем во имя Бога, мы тем самым причиняем Ему нестерпимую боль. Мир, расколотый на тысячи частей, был создан людьми, сгоравшими от желания заполучить еще больше богатств и славы. Такой мир не имеет ничего общего с Божьей волей. Бог очень ясно сказал мне об этом. Я всего лишь посыльный, который получает слово Бога и передает его людям.

Путь к созданию прочного мира, где религии и расы будут жить в единстве, очень тяжкий и изнурительный. Очень часто меня отвергали люди, да и моих способностей порой не хватало, но я не мог взять и бросить эту миссию. Когда члены Церкви и мои сотоварищи, трудившиеся вместе со мной, мучились и изнемогали от тяжести стоящей перед нами задачи, я даже завидовал им.

«Если вы решите, что этот путь не для вас, вы можете остановиться и повернуть обратно, — говорил я им. — Или же, если вы стараетесь и прилагаете все силы, а у вас ничего не получается, вы вправе умереть, не оставляя попыток достичь результата. Но вам остается лишь пожалеть меня, — продолжал я, — ведь у меня такого выбора нет».

В нашем мире около двухсот государств. Для того чтобы в каждом из них воцарился мир, нам абсолютно необходима сила религии. Эта сила заключается в той любви, которая ее переполняет. Я — религиозный человек, и моя задача — передавать людям любовь, поэтому вполне естественно, что я буду трудиться ради построения мира. И ислам, и христианство в равной степени стремятся к миру на земле.

В Америке я возглавил движение за мир, собрав воедино тысячи священнослужителей разных деноминаций. В этом движении мы обсуждаем возможности для объединения христианства, ислама, иудаизма, буддизма и многих других религий и делаем все возможное, чтобы помочь людям растопить заледеневшие сердца.

Сегодня моя цель такая же, как и вчера. Она состоит в том, чтобы создать мир с Богом в центре — мир без границ, похожий на одну большую страну. Гражданами этого мира, воплощая единую культуру любви, стали бы все люди на земле. В таком мире не было бы места раздорам и конфликтам, и это ознаменовало бы зарождение по-настоящему мирного мира.

«Пусть в Советском Союзе будет свобода вероисповедания!»

Существует множество теорий на материалистической основе — весьма популярных, но никем так и не доказанных. Одна из них — теория эволюции Чарльза Дарвина. Еще одна была создана на основе трудов Карла Маркса. Сама идея того, что материя первична, а дух вторичен, в корне ошибочна. Люди были созданы Богом, и все живое обладает дуальной природой, сочетающей в себе материальный и духовный аспекты. Иначе говоря, сама основа теории и философии коммунизма является ошибочной.

Во время учебы в Японии я трудился вместе с коммунистами ради независимости Кореи. Это были настоящие друзья, готовые при необходимости отдать жизнь за освобождение нашей родины, хотя у нас с ними был совершенно разный образ мышления. Поэтому сразу после того, как Корея обрела независимость, наши пути разошлись.

Как противник исторического материализма, лежащего в основе коммунизма, я основал всемирное движение за победу над коммунизмом. Я советовал президентам США выступить в защиту свободного мира и дать отпор стратегии коммунистов, которые хотели склонить на сторону «красных» весь мир. И тогда страны соцлагеря, недовольные моими действиями, попытались насильно устранить меня, но я не держу на них зла и не считаю врагами. Я выступаю против философии и идеологии коммунизма, но не питаю ненависти к людям, разделяющим эти идеи. Бог хочет, чтобы за Ним, объединившись, последовали все люди, в том числе и коммунисты.

В этом смысле моя поездка в Москву в апреле 1990 года на встречу с президентом Михаилом Горбачевым, а в следующем году — поездка в Пхеньян на встречу с президентом Ким Ир Сеном — были не просто путешествиями. Я отправлялся в путь с риском для жизни. Это была моя судьба — поехать туда и передать этим двум людям послание Небес. Я почти не шутил, говоря о том, что поскольку в английском языке слово «Moscow» по звучанию напоминает словосочетание «must go», я должен отправиться туда.

Я предвидел, какое будущее ждет коммунизм, и давным-давно предсказал, что примерно через шестьдесят лет после большевистского переворота появятся первые признаки того, что коммунизм начинает скатываться вниз, к своему закату, а в 1987 году, через 70 лет после революции, рухнет советская система. Вот почему я был так взволнован, услышав в 1984 году о том, что д-р Мортон Каплан, видный политолог из Чикагского университета, предложил провести международную конференцию на тему «Падение Советской империи». Я попросил его навестить меня в тюрьме Дэнбери, чтобы мы смогли подробно обсудить эту идею, и когда мы встретились, я первым делом попросил его провозгласить о «конце коммунизма в Советском Союзе» не позднее 15 августа того же года.

На это доктор Каплан ответил: «Провозгласить о конце коммунизма в СССР? Как я могу пойти на такой риск?» — и дал мне понять, что не собирается этого делать. К 1985 году, когда планировалась конференция, Советский Союз, казалось, должен будет стать еще более влиятельным на мировой арене, ведь внешне ничто не указывало на его скорую кончину.

Однако костер горит ярче всего перед тем, как потухнуть. Нежелание доктора Каплана было вполне объяснимым: если бы он во всеуслышание предсказал столь неоднозначное событие, а потом оказался бы неправ, его репутация ученого рухнула бы в одночасье.

«Преподобный Мун, — сказал он, — я верю вам, когда вы говорите о том, что коммунизму в СССР скоро придет конец. Но я не думаю, что это произойдет прямо сейчас. Поэтому вместо того, чтобы провозглашать о «конце коммунизма в Советском Союзе», не лучше ли сказать, что «коммунизм в СССР постепенно приходит в упадок»?»

Увидев, как он пытается смягчить название конференции «Падение Советской империи» и чуть ли не переименовать ее, я разозлился не на шутку. Это был компромисс, на который я просто не мог пойти. Я очень ясно сознавал, что если человек в чем-то убежден, он должен быть смелым и не жалеть сил для борьбы, даже если ему страшно.

«Доктор Каплан, — сказал я, — что вы имеете в виду? Когда я прошу вас провозгласить о конце коммунизма, я имею на то причины. В тот день, когда вы провозгласите о конце коммунизма, вы тем самым не оставите ему шансов и поможете тихо и мирно скончаться. Почему же вы колеблетесь?»

В итоге доктор Каплан провозгласил о «конце коммунизма в СССР» на конференции, проведенной Академией профессоров за мир во всем мире в Женеве, которая называлась «Падение Советской империи: перспективы перехода к постсоветскому будущему». Для тех времен это было что-то совершенно невероятное.

Поскольку Швейцария была нейтральным государством, Женева стала одним из крупнейших плацдармов КГБ. Именно оттуда разъезжалось по заданиям множество агентов этой организации, задействованных в шпионаже и террористической деятельности по всему миру. Отель «Интерконтиненталь», где проводилась конференция Академии профессоров, располагался через дорогу от советского посольства, и я могу себе представить, что чувствовал в тот момент доктор Каплан. Однако спустя несколько лет он стал широко известен как ученый, впервые предсказавший конец коммунизма в Советском Союзе.

В апреле 1990 года я созвал в Москве конференцию средств массовой информации. Для меня стало совершенной неожиданностью, что представители советского правительства уже в аэропорту встретили меня по протоколу уровня глав государств. В центр Москвы мы въезжали в сопровождении милицейского эскорта. Автомобиль, который меня вез, ехал по центральной разделительной полосе дороги, предназначенной только для глав государств. Все это происходило еще до распада Советского Союза. Советское правительство сделало такое исключение для меня, ярого антикоммуниста!

На конференции я выступил с речью в поддержку политики перестройки. Я подчеркнул, что эта революция должна обойтись без крови и стать революцией духа и совести. И хотя целью моего визита было участие во Всемирной конференции СМИ, все мои мысли были сосредоточены на предстоящей встрече с президентом Горбачевым.

В то время президент Горбачев был очень популярен в Советском Союзе благодаря успеху его политики перестройки. За последние годы я встречался со многими президентами США, однако встреча с президентом Горбачевым обещала стать гораздо более трудной задачей. Я боялся, что нам будет нелегко организовать хотя бы одну такую встречу. Мне было необходимо передать президенту свое послание, и это нужно было сделать во время личной встречи. Он проводил реформы в Советском Союзе, открыв страну ветрам свободы, однако со временем эти реформы обернулись против него самого, нацелившись ему в спину. Если пустить эту ситуацию на самотек, она могла обернуться для него серьезной опасностью.

Я объяснял это так: «Если президент не встретится со мной, он не сможет поймать волну Небесной удачи и недолго продержится на посту». Возможно, президент Горбачев почувствовал мое беспокойство: на следующий же день я получил приглашение в Кремль. Я прибыл в самое сердце Кремля на лимузине, предоставленном советским правительством. Войдя в кабинет президента, мы с женой заняли предложенные нам места, а рядом сели члены Кабинета министров СССР. Президент Горбачев тепло улыбнулся нам и начал с воодушевлением рассказывать об успехе политики перестройки. Затем он пригласил меня в свою приемную, где мы встретились с ним один на один. И я, воспользовавшись этой возможностью, передал ему свое послание.

«Господин президент, вы добились значительных успехов в осуществлении перестройки, но для реформ этого недостаточно. Вам необходимо немедленно предоставить Советскому Союзу свободу вероисповедания. Если ваши реформы затронут лишь материальный мир и произойдут без участия Бога, перестройка будет обречена на провал. Эпоха коммунизма подходит к концу, и единственный путь спасти страну — разрешить в ней свободу вероисповедания. Для вас настало время действовать с мужеством, проявленным в реформировании СССР, и стать президентом, трудящимся над построением мира во всем мире».

При упоминании о свободе вероисповедания на лице президента отразилось напряжение: для него это стало неожиданностью. Однако, как и следовало ожидать от человека, несколькими месяцами ранее способствовавшего воссоединению Германии, он быстро смягчился и стал серьезно воспринимать мои слова. Тем временем я продолжал: «Южная Корея и Советский Союз должны установить дипломатические отношения, и я прошу вас в этой связи пригласить к себе с визитом южнокорейского президента Ро Дэ У». Я привел ряд причин, почему нашим странам будут выгодны дипломатические отношения.

Как только я высказал все, что хотел, президент Горбачев дал мне обещание уверенным тоном, которого я прежде от него не слышал.

«Я уверен, — сказал он, — что отношения между Южной Кореей и Советским Союзом будут постепенно налаживаться. Я также понимаю важность политической стабильности и снятия напряженности на Корейском полуострове. Установление дипломатических отношений с Южной Кореей — это лишь вопрос времени; для этого нет никаких препятствий. Я последую вашему совету и встречусь с президентом Ро Дэ У».

Прощаясь с президентом Горбачевым, я снял свои наручные часы и надел ему на запястье. Он посмотрел на меня с легким недоумением — почему я веду себя с ним, как с закадычным другом? И тогда я решительно произнес: «Всякий раз, когда ваши реформы столкнутся с трудностями, пожалуйста, взгляните на эти часы и вспомните обещание, которое дали мне сегодня. И тогда Небеса непременно откроют вам путь».

Президент Горбачев, как и обещал, встретился с президентом Ро Дэ У в июне того же года в рамках двухсторонней встречи на высшем уровне в Сан-Франциско. А 30 сентября 1990 года впервые за 86 лет Южная Корея и Советский Союз подписали историческое соглашение об установлении дипломатических отношений.

Разумеется, политикой должны заниматься политики, а дипломатией — дипломаты, но иногда, если врата были заперты слишком долго, посредничество религиозного деятеля, не преследующего корыстных интересов, может стать гораздо более эффективным.

Четыре года спустя президент Горбачев с супругой посетили Сеул, и мы с женой имели честь принять их у себя дома в районе Ханнамдон. К тому времени президент уже был отстранен от должности после государственного переворота. Вслед за переворотом, организованным противниками реформ, недовольными перестройкой, он ушел с поста Генерального секретаря ЦК КПСС и распустил партию. Будучи коммунистом, он положил конец коммунистической партии.

И теперь бывший президент СССР вместе с первой леди кушали палочками пульгоги и чапче, которые мы приготовили для них с любовью и заботой. Когда на десерт подали сучонгва, господин Горбачев несколько раз повторил: «Как же хороша корейская национальная кухня!»

Президент и его супруга выглядели гораздо спокойнее и непринужденнее, чем в те напряженные времена на государственном посту. Госпожа Горбачева, читавшая ранее лекции по марксистско-ленинской философии в МГУ, теперь носила цепочку с крестиком.

«Господин президент, вы сделали великое дело, — сказал я ему. — Вы отказались от должности Генерального секретаря компартии Советского Союза, однако теперь вы стали президентом, несущим мир и гармонию. Благодаря вашей мудрости и отваге у нас появилась возможность построить мир на земле. Ваш поступок был воистину прекрасным и важным для всего мира, и он навеки останется в анналах истории. Вы — герой-миротворец, откликнувшийся на призыв Бога, и Россия навсегда запомнит не имя Маркса, Ленина или Сталина, а имя Михаила Горбачева».

Я высоко оценил решение господина Горбачева без малейшего кровопролития положить конец Советскому Союзу — цитадели коммунизма.

В ответ он произнес: «Преподобный Мун, ваши слова — большое утешение для меня. В них я черпаю силы, чтобы двигаться вперед. Я посвящу остаток своей жизни проектам, которые послужат делу построения мира на земле». И он крепко пожал мне руку.

Объединение Кореи приведет к объединению всего мира

Выходя из Кремля после встречи с господином Горбачевым, я повернулся к Паку Бо Хи, который сопровождал меня, и дал ему особое указание.

«Мне необходимо встретиться с президентом Ким Ир Сеном до конца 1991 года, — сказал я. — У нас нет времени. Советский Союз прекратит существование через год-другой, и у нашей страны возникнут проблемы. Я должен во что бы то ни стало встретиться с президентом Кимом, чтобы предотвратить войну на Корейском полуострове».

Я понимал, что с распадом Советского Союза в большинстве соцстран рухнет коммунистический режим, Северная Корея окажется загнанной в угол, и никто не знает, на какие провокации будет способно пойти ее правительство. Неуемное стремление этой страны к ядерному вооружению делало ситуацию еще более пугающей. Для того чтобы не допустить войны с Северной Кореей, нам требовался канал связи с ее руководством, которого у нас еще не было. Мне нужно было встретиться с президентом Кимом и заручиться его обещанием не начинать боевых действий против Южной Кореи.

Корейский полуостров — это наш мир в миниатюре. Если на нем прольется кровь, она прольется и во всем мире, и если на нем будет построен мир, он затем охватит и всю землю. Если полуостров объединится, это приведет к объединению всего мира. Однако с конца 1980-х годов Северная Корея стала активно наращивать ядерный потенциал, и страны Запада заявили, что при необходимости готовы нанести упреждающий удар по Северной Корее. Если ситуация накалится до предела, одному Богу известно, на какие отчаянные шаги может пойти эта страна. Я знал, что мне любой ценой необходимо открыть канал связи с Северной Кореей.

Это было нелегкой задачей. Пак Бо Хи связался с северокорейским вице-премьером Ким Даль Хёном, однако ответ Северной Кореи был резко отрицательным.

«Северокорейский народ знает президента Муна лишь как предводителя международного движения за победу над коммунизмом, — сказал вице-премьер. — Почему мы должны принимать у себя лидера консервативной антикоммунистической группы? Мы ни в коем случае не допустим приезда этого человека в нашу страну».

Но Пак Бо Хи не сдался. «Президент США Никсон был ярым антикоммунистом, — напомнил он северокорейскому чиновнику, — однако он побывал с визитом в Китае, встретился с председателем Мао Цзэдуном и наладил дипломатические отношения между США и Китаем. Именно Китаю это принесло наибольшую выгоду. До этой встречи к Китаю относились как к стране-агрессору, а теперь страна завоевывает репутацию одной из ведущих стран на мировой арене. Следовательно, чтобы заручиться доверием международного сообщества, Северной Корее необходимо завязать дружеские отношения с всемирно известным антикоммунистом — таким, как президент Мун».

В конце концов президент Ким Ир Сен пригласил нас с женой 30 ноября 1991 года. Мы в тот момент были на Гавайях, но срочно вылетели в Пекин. Пока мы ждали в зале для почетных гостей главного международного аэропорта Пекина, предоставленном китайским правительством, прибыл представитель правительства Северной Кореи и передал нам официальное приглашение. На документе была четко проставлена печать руководства Пхеньяна.

«Корейская Народно-Демократическая Республика приглашает г-на Мун Сон Мёна, его супругу и сопровождающих лиц для въезда в Республику. Их безопасность гарантирована на весь период пребывания на Севере». На документе стояла подпись: «Ким Даль Хён, вице-премьер Кабинета министров Корейской Народно-Демократической Республики, 30 ноября 1991 года».

Наша группа поднялась на борт особого рейса «Эйр Корио-215», который прислал для нас президент Ким. До этого он никогда не организовывал особых рейсов ни для кого из глав государств, так что это было исключением и проявлением особого к нам отношения.

Самолет пролетел над Желтым морем, потом над Синыйджу, моей родиной Чонджу и в конце концов приземлился в Пхеньяне. Мне сказали, что маршрут был специально рассчитан с тем, чтобы мы пролетели над моей родиной, и когда я взглянул вниз и увидел родные края в пурпурных лучах заходящего солнца, я буквально онемел, а мое сердце заколотилось как сумасшедшее. Я не мог поверить своим глазам: неужто я и в самом деле вижу родину? Мне захотелось тут же выпрыгнуть из самолета и пробежаться по горам и долинам.

В пхеньянском международном аэропорту Сунан меня встретили мои родные, которых я не видел уже сорок восемь лет. Мои младшие сестры, которых я запомнил юными и цветущими, уже состарились и стали бабушками. Они схватили меня за руки, их лица скорбно сморщились, и они громко и безутешно разрыдались. Старшая сестра, которой было уже за семьдесят, уткнулась мне в плечо и заплакала. Но я не плакал.

«Пожалуйста, не плачьте! — сказал я им. — Мне было очень важно встретиться с родными, но я приехал сюда, чтобы исполнить Божий труд. Пожалуйста, не надо так плакать, возьмите себя в руки!»

Внутри у меня все рвалось от рыданий, и слезы текли безудержным потоком. Я увидел сестер впервые за сорок с лишним лет, но я не мог их обнять и поплакать вместе с ними. Мне пришлось сдержать порыв своего сердца и отправиться туда, где для нас были приготовлены комнаты.

На следующее утро по традиции, которой я следовал всю жизнь, я проснулся очень рано и сразу же погрузился в молитву. Если в нашей комнате и были какие-то подслушивающие устройства, моя слезная молитва за объединение Корейского полуострова была записана во всей своей полноте. В тот день мы проехались по Пхеньяну, украшенному множеством лозунгов и транспарантов с идеологией чучхе, разработанной Ким Ир Сеном.

На третий день нашего визита мы отправились самолетом на гору Кымгансан. Была зима, но водопад Курён не замерз и низвергался вниз мощным потоком. Мы обошли все достопримечательности у подножия горы, а потом, на шестой день пребывания на Севере, сели в вертолет и полетели ко мне на родину.

Я так давно мечтал и тосковал о доме своего детства, что мне хотелось очутиться там в один прыжок. И теперь этот дом — вот он, прямо передо мной! Я не мог поверить своим глазам... Это и вправду он, или я просто сплю? Я стоял перед дверьми своего дома несколько долгих минут, показавшихся вечностью, и не мог пошевелиться, застыв, словно статуя. Потом я все-таки вошел внутрь.

Раньше наш дом своим расположением напоминал полый квадрат: в нем были главный коридор, комнаты для гостей, кладовка и амбар — помещения, замкнутые в квадрат вокруг внутреннего двора. Теперь же от дома остался лишь главный коридор. Я прошел в гостиную, где когда-то родился, и сел на пол, скрестив ноги. Воспоминания детства нахлынули на меня с такой ясностью, словно это было лишь вчера.

Потом я отворил маленькую дверцу, ведущую из гостиной на кухню, и выглянул на задний двор. От каштана, на который я так любил залезать, остался лишь трухлявый пень. Мне послышался голос моей мамы, которая ласково звала меня: «Наверное, мой малыш с крошечными глазками проголодался?» В тот момент мимо меня словно прошуршало мамино корейское хлопчатобумажное платье...

Я побывал на могилах родителей и оставил для них букет цветов. В последний раз я виделся с матерью еще в тюрьме Хыннам, куда она пришла навестить меня и громко разрыдалась. Ее могила была слегка припорошена снегом, выпавшим прошлой ночью. Я легонько смахнул его рукой и бережно погладил траву на могильном холме. Прикосновение жесткой травы напомнило мне загрубевшую кожу на тыльной стороне маминой ладони...

Моя встреча с президентом Ким Ир Сеном

Я приехал в Северную Корею не потому, что хотел повидать свою родину или побывать на горе Кымгансан. Мне необходимо было встретиться с президентом Ким Ир Сеном и серьезно поговорить о будущем нашей родины. Однако даже на шестой день моего визита никто и словом не обмолвился о том, состоится наша встреча или нет. И все же после того, как мы побывали на моей родине и наш вертолет приземлился в пхеньянском аэропорту Сунан, меня неожиданно встретил вице-премьер Ким Даль Хён.

«Великий вождь Ким Ир Сен примет вас завтра, — сказал он мне. — Встреча будет проходить в президентской резиденции в Хыннаме, поэтому вам нужно тотчас же особым рейсом вылететь в Хыннам».

Я подумал: «Говорят, что у президента есть множество резиденций. Почему же он выбрал именно Хыннам?»

По пути я заметил большую вывеску фабрики азотных удобрений Хыннам, где я был приговорен к каторжному труду. Я тут же вспомнил свою жизнь в тюрьме и всю дорогу сидел, обуреваемый смешанными чувствами. Мы заночевали в гостинице, и на следующий день я отправился на встречу с президентом.

Подходя к резиденции, я увидел у входа президента Кима, который вышел встречать меня, и мы тут же обнялись. Я был антикоммунистом, а он — главой коммунистической партии, но в рамках нашей встречи не имели значения никакие идеологии и философии. Мы были словно братья, которые увиделись впервые после долгой разлуки. Такова сила крови, сила принадлежности к одному народу...

Сразу же после приветствия я сказал ему:

— Господин президент, благодаря вашей сердечности и предупредительности я смог встретиться со своей семьей. Однако из-за границы, пролегшей между Севером и Югом, 10 миллионов корейцев оказались разлучены со своими семьями, и у них нет даже возможности узнать, живы ли их родные на другой стороне полуострова. Я хотел бы попросить вас дать им шанс встретиться друг с другом.

Я вкратце рассказал ему о том, как прошла моя поездка на родину, и попытался воззвать к его любви к корейскому народу. Мы говорили с ним на одном диалекте, так что нам было легко понимать друг друга.

Президент Ким ответил:

— Я разделяю ваши чувства, поэтому давайте со следующего года создадим движение за то, чтобы соотечественники с Севера и Юга могли встретиться друг с другом.

Он принял мое предложение так же естественно, как естественно таяние снегов по весне.

Поговорив о моей поездке в Чонджу, я стал излагать ему свои взгляды на проблему ядерного вооружения. Я деликатно предложил, чтобы Северная Корея приняла Декларацию о создании безъядерной зоны на Корейском полуострове и подписала соглашение о гарантиях совместно с Международным агентством по атомной энергии.

И президент Ким искренне ответил:

— Вы только подумайте — кого я собираюсь убивать своим ядерным оружием? Собственный народ? Я похож на человека, который на это способен? Я согласен с тем, что ядерная энергия должна быть использована исключительно в мирных целях. Я внимательно выслушал все ваши соображения, и уверен, что все будет хорошо.

В те времена отношения между Северной и Южной Кореей были весьма натянутыми из-за инспекций на ядерных объектах Северной Кореи, поэтому я выдвинул свое предложение без особых ожиданий. Однако все присутствующие были удивлены тем, как позитивно откликнулся на него президент Ким. На этом наша встреча плавно перетекла в обеденный зал, где нас ждал ранний обед.

— Вы когда-нибудь пробовали лапшу из замороженной картошки? Я очень часто питался ею, когда был в партизанском отряде на горе Пэктусан. Угощайтесь!

— Конечно, я пробовал ее, и не раз! — ответил я с радостью. — Мы часто готовили это блюдо у меня на родине.

— Скорее всего, у вас на родине такая лапша считалась деликатесом, — продолжал он. — Я же ел ее для того, чтобы выжить. Японская полиция, пытаясь нас поймать, обшаривала снизу доверху всю гору Пэктусан, и у нас не было возможности чинно усесться и поесть. Чем еще питаться на вершине горы, если не картошкой?

Вот мы и варили эту картошку — а если вдруг замечали японцев, быстро закапывали ее прямо в землю и разбегались кто куда. Было так холодно, что к нашему возвращению картошка успевала вмерзнуть в землю. И нам приходилось выкапывать ее, размораживать и перемалывать в муку, чтобы затем сделать лапшу.

— Господин президент, — сказал я, — вы — настоящий эксперт по картофельной лапше!

— Да уж, это точно! Очень вкусно добавлять ее в бобовый суп, а еще вкуснее варить в кунжутном супе. Это блюдо легко усваивается, и к тому же картошка, склеиваясь в желудке, вызывает чувство сытости.

И еще, президент Мун, — продолжал он, — можно сделать по примеру жителей провинции Хамгён: взять кимчхи из листков горчицы и вот так положить на лапшу. Вы только попробуйте!

Я последовал его совету и съел свою порцию картофельной лапши, положив сверху кимчхи из горчичных листков. Вкус и аромат картофельной лапши идеально сочетался с острым кимчхи и был с радостью принят моим желудком.

— В мире так много деликатесов, — сказал президент Ким, — только меня они не интересуют. Нет ничего лучше картофельных пирожков, кукурузы и сладкого картофеля, которые я ел у себя на родине.

— У нас с вами даже пристрастия в еде одинаковые! — заметил я. — Хорошо, когда земляки могут вот так встретиться и поговорить.

— Как прошло ваше свидание с родиной? — спросил он.

— Это было так волнующе! — ответил я. — Дом, в котором я жил, все еще на месте, и я немного посидел в гостиной, чтобы вспомнить о прошлом. Мне показалось, что я вот-вот услышу голос моей старенькой мамы, зовущей меня, и сердце так защемило...

— Понимаю, — ответил он. — Это говорит о том, что нам нужно немедленно объединить нашу страну. Кстати, я слышал, что в юности вы были очень озорным и непослушным. Вы там, часом, не бегали вчера вокруг дома, не резвились ли?

Все, кто был за столом, после этих слов дружно рассмеялись.

— Я хотел забраться на дерево, а потом пойти порыбачить, но мне сказали, что вы ждете меня, поэтому я не стал задерживаться и прибыл сюда. И я надеюсь, что вы еще как-нибудь пригласите меня!

— Ну конечно же, приглашу! Президент Мун, вам нравится охота? Мне — очень! Если бы вам довелось поохотиться на медведя на горе Пэктусан, вы бы получили такое удовольствие! Медведи, хоть они и большие и выглядят этакими увальнями, на самом деле очень проворны.

Однажды я встретился с медведем нос к носу, — продолжил он свой рассказ. — Михайло глядел на меня и стоял столбом, не шевелясь. Вы же знаете, что было бы, пустись я наутек? И что мне оставалось делать? Ну, я тоже встал столбом и уставился на него в ответ. Прошел час, два, три... Медведь все стоял и таращился на меня. Кстати, вы знаете, как холодно бывает на горе Пэктусан? Я боялся, что закоченею до смерти, пока медведь не соизволит сожрать меня.

— И что же было дальше?

— Что-что... Президент Мун, вы кого здесь видите — медведя или меня?

Я громко расхохотался, и президент Ким тут же выступил с предложением.

— Президент Мун, — сказал он, — в следующий раз, когда вы приедете сюда, давайте съездим поохотиться на Пэктусан!

И я тут же выдвинул ответное приглашение:

— Вы же любите рыбалку, правда? На острове Кодиак на Аляске можно поймать палтуса величиной с медведя. Давайте как-нибудь порыбачим там вместе!

— Палтус величиной с медведя? Определенно, мне нужно побывать там!

Таким образом мы с ним быстро нашли общий язык, беседуя о любимой охоте и рыбалке. В какой-то момент мы оба почувствовали, что нам многое нужно сказать друг другу, и стали общаться, как старые друзья, которые давно не виделись. Наш хохот то и дело разлетался по всей обеденной зале.

Еще мы с ним вспомнили гору Кымгансан.

— Я побывал и там, — сказал я. — Какая же это красивая гора! Было бы хорошо благоустроить это место, чтобы туда могли приезжать на экскурсии наши туристы.

— Гора Кымгансан станет общим достоянием нашей объединенной родины, — сказал президент Ким. — И я принял меры, чтобы доступ к ней имел далеко не каждый, ведь если на этом месте что-нибудь сделать не так, гора погибнет. Вы хорошо разбираетесь в международных отношениях, и я могу довериться такому человеку, как вы, поручив вам развитие этой территории.

Более того, президент Ким предложил мне заняться этим проектом вместе с ним.

— Господин президент, — сказал я, — вы старше меня, поэтому вы для меня как старший брат.

И он ответил:

— Президент Мун, давайте с этих пор относиться друг к другу как старший и младший братья! — и крепко пожал мою руку.

И так, держась за руки, мы прошли с ним вниз по коридору и сфотографировались вместе на память. Затем я покинул резиденцию.

Спустя какое-то время после отъезда я узнал, что президент Ким сказал своему сыну, Ким Чен Иру: «Президент Мун — великий человек. В своей жизни я встречал многих людей, но ни один не может сравниться с ним. У него широкие взгляды, и он очень добрый и сердечный человек. Я почувствовал, что мы с ним очень близки. Мне было приятно с ним общаться, и я был бы не против, если бы он задержался у нас подольше. Хотелось бы повидать его снова. Когда я умру, пожалуйста, всегда советуйся с президентом Муном по всем вопросам взаимоотношений Севера и Юга Кореи».

Иными словами, пообщались мы очень хорошо.

Вскоре после того, как закончилась моя недельная поездка и я покинул Пхеньян, премьер-министр Ён Хён Мук отправил в Сеул делегацию из Северной Кореи. Премьер-министр подписал Декларацию о создании безъядерной зоны на Корейском полуострове, а уже 30 января следующего года Северная Корея подписала соглашение о гарантиях совместно с Международным агентством по атомной энергии, таким образом выполнив обещание, данное мне президентом Кимом. Да, нам еще многое предстоит сделать, но это был реальный результат моей поездки в Пхеньян, где я побывал с риском для жизни.

Можно разделить страну, но не ее народ

Корейский полуостров — последняя из разделенных стран в мире. И наша ответственность — объединить этот полуостров. Мы не можем передать своим потомкам родину, расколотую надвое. Нельзя допускать, чтобы единый народ был разделен и чтобы миролюбивые жители этой страны не имели возможности повидать своих родителей или братьев и сестер. Черта, отделяющая Северную Корею от Южной, была проведена людьми. Таким образом можно разделить землю, но не людей. То, что мы не можем забыть друг друга и продолжаем тосковать друг по другу даже после пятидесяти с лишним лет разлуки, говорит лишь о том, что мы — один народ.

Корейский народ всегда называли «нацией в белых одеждах» из-за цвета наших традиционных одеяний. Белый цвет — это символ мира, и мы — очень миролюбивая нация. Во времена японской оккупации корейцы, китайцы и японцы жили в Маньчжурии и Сибири, порой помогая друг другу, а порой и убивая друг друга. Однако даже тогда корейцы не носили при себе мечей или кинжалов, как это делали японцы и китайцы, а брали с собой лишь кремни. Мы жгли костры на промерзших землях Маньчжурии и Сибири и таким образом сберегали свою жизнь.

Вот такие мы люди. Мы уважаем Небеса, следуем нравственным принципам и любим мир. Наш народ пролил много крови во времена японской оккупации и Корейской войны, однако это не помогло нам ни объединить страну, ни добиться мира. Наша страна оказалась разломлена посередине на две части, одна из которых погрузилась во мрак коммунизма.

Нам необходимо объединиться, чтобы вернуть своему народу суверенитет. Разделение между Севером и Югом должно прекратиться, чтобы мы наконец-то смогли жить в мире. Лишь после того, как мы добьемся мирного объединения страны и восстановим наш суверенитет, мы сможем достичь мира и на всей земле.

Корейский народ был создан для того, чтобы принести мир на землю. У всего есть имя, и каждое имя имеет свое значение. Наши традиционные белые одеяния очень легко увидеть и днем и ночью. Белый цвет подходит для пометок и знаков, используемых в темное время суток, так как его хорошо видно в темноте. Поэтому судьба нашего народа — днем и ночью передавать послание мира всем людям земли.

Север и Юг отделены друг от друга демилитаризованной зоной, но проблема даже не в этом. Если мы устраним эту линию разделения, мы обнаружим, что между нами и Россией с Китаем есть еще более толстые стены. Поэтому для того, чтобы наш народ добился настоящего мира, нам необходимо преодолеть и эти границы. Это будет трудно, но возможно. Важнее всего здесь наше собственное отношение.

Я думаю, что когда человек проливает пот, он должен излить его полностью, до последней капли. Он должен трудиться так, чтобы из его сердца вышел весь пот без остатка. И тогда ему не о чем будет сожалеть, и все станет ясным и понятным. Это касается и тех случаев, когда мы беремся за трудное дело. Трудность будет побеждена лишь тогда, когда мы одержим победу на всех уровнях и добьемся ясности во всем. Все, с чем мы соприкасаемся, должно следовать определенному порядку, и тогда будет результат. Иначе говоря, мы не сможем до конца восстановить суверенитет нашего народа, пока не преодолеем все эти трудности и лишения.

Сейчас многие стали поговаривать о мирном объединении. Однако я упоминал о нем еще тогда, когда никто даже не осмеливался произносить вслух «мирное объединение» из страха быть обвиненным в нарушении антикоммунистического закона и закона о национальной безопасности. И сейчас, когда люди спрашивают меня, что нам нужно для объединения, я отвечаю им то же, что и всегда: «Если жители Южной Кореи будут любить Северную Корею больше, чем Юг, а жители Северной Кореи полюбят Южную Корею больше, чем Север, мы сможем объединить полуостров хоть сейчас».

В 1991 году я с риском для жизни отправился в Северную Корею на встречу с президентом Ким Ир Сеном, движимый именно такой любовью. Во время встречи мы заключили с ним соглашение о воссоединении разлученных семей, об экономическом сотрудничестве между Севером и Югом, об устройстве заповедника около горы Кымгансан и создании безъядерной зоны на Корейском полуострове, а также о подготовке почвы для проведения конференции на высшем уровне между Югом и Севером. Никто и представить не мог, что антикоммунист поедет в коммунистическую страну и откроет врата для объединения, так что мне удалось удивить мир.

Перед встречей с президентом Кимом я дал двухчасовую речь на тему «Кровь гуще, чем вода» в конференц-зале «Мансудэ» в Верховной народной ассамблее законодательного собрания Северной Кореи. В тот день я обращался к членам северокорейского правительства и говорил с ними о том, как объединить Юг и Север с помощью любви. Я стоял перед высокопоставленными чиновниками Северной Кореи, вооруженными философией Ким Ир Сена, и подробно рассказывал им о том, во что верю.

«Север и Юг должны объединиться, — сказал я, — но ружья и мечи нас не объединят. Объединение Севера и Юга не произойдет с помощью военной силы. Если даже Корейская война в этом смысле ни к чему не привела, глупо даже думать, что вторая попытка объединить страну насильственным путем будет успешнее. Идеология чучхе, которой вы придерживаетесь, также не приведет нас к объединению. Что же нам делать? Наша планета вращается не потому, что ее вертят люди. Бог действительно существует, поэтому одними лишь человеческими усилиями ничего не добиться. Даже в сатанинских обстоятельствах — таких, как война, — Бог все равно осуществляет Свое провидение. Вот почему Север и Юг не смогут объединиться на основе идеологии чучхе, которая ставит в центр человека.

Объединение нашей родины возможно лишь с помощью Божизма, — продолжал я. — Бог защищает нас, и момент объединения уже не за горами. Объединение — это наша судьба и задача, которая стоит перед нами в эту эпоху. Если мы не сможем выполнить наш святой долг и объединить родину именно сейчас, нам будет стыдно смотреть в глаза нашим предкам и потомкам во веки вечные.

Что такое Божизм? Это — воплощение в жизнь совершенной любви Бога. Ни правое, ни левое крыло не сможет объединить Север и Юг. Эти две стороны объединит лишь так называемая "идеология головного крыла".

Чтобы встать на путь любви, вы должны извиниться перед всем миром за вторжение на Юг. Я знаю, что Северная Корея отправила на Юг двадцать тысяч агентов для осуществления шпионской деятельности. Вам нужно немедленно выслать им приказ о том, чтобы они явились с повинной к южнокорейским властям. Если вы сделаете это, я дам им надлежащее образование и помогу изменить мировоззрение, чтобы они стали настоящими патриотами и внесли свой вклад в мирное объединение Севера и Юга».

Говоря об этом, я подкреплял свои слова ударами кулаком по столу. Лица господина Юн Ки Бока и вице-премьера Ким Даль Хёна с каждой минутой мрачнели все больше. Я представлял, какую опасность могут навлечь на меня подобные заявления, но я должен был высказать все, что запланировал. У меня не было цели специально шокировать людей. Я знал, что моя речь тут же слово в слово будет передана президенту Киму и его сыну, господину Ким Чен Иру, поэтому хотел как можно яснее раскрыть перед ними свои цели и задачи.

Когда я закончил, некоторые из присутствующих северокорейских чиновников стали возмущаться, желая знать, как я посмел говорить с ними таким тоном. Взглянув на лица приехавших со мной, я увидел, что они стали белы как мел. Члены Церкви, присутствовавшие на встрече, потом рассказывали:

— Тон вашей речи был очень решительным и даже резким, и атмосфера в зале накалилась.

Однако я не намерен был отступать.

— Зачем я приехал сюда? — спросил я их. — Я здесь не для того, чтобы любоваться красотами Северной Кореи. Если я уеду отсюда, так и не высказав всего, что должен сказать, Небеса меня накажут. Даже если моя сегодняшняя речь послужит поводом для того, чтобы отказать мне во встрече с президентом Кимом и выслать из страны, я все равно должен высказать то, ради чего приехал.

8 июля 1994 года президент Ким скоропостижно скончался. Его смерть пришлась на период крайнего обострения в отношениях между Севером и Югом. На южнокорейской земле были дислоцированы зенитно-ракетные установки «Пэтриот», и американские «ястребы» стали выступать за уничтожение ядерных реакторов в Ёнбёне. Война могла разразиться в любой момент. Северная Корея заявила, что не будет приглашать на похороны никого из-за рубежа, но я чувствовал, что мы обязательно должны отправить туда нашего представителя. Я хотел выполнить свой долг, ведь мы почти что стали братьями с президентом Кимом.

Я позвал Пака Бо Хи и сказал ему:

— Срочно отправляйтесь в Северную Корею от моего имени, чтобы проводить в последний путь президента Ким Ир Сена.

На это он ответил:

— В Северную Корею сейчас никого не пускают.

— Я знаю, что это трудно, но вы непременно должны найти способ туда попасть, даже если для этого придется переплыть реку Ялу. Поезжайте туда и передайте мои соболезнования.

Сначала Пак Бо Хи отправился в Пекин, а уже оттуда с риском для жизни связался с Северной Кореей. И глава правительства Ким Чен Ир дал указание: сделать исключение для представителя президента Муна и сопроводить его до Пхеньяна.

После того как были переданы наши соболезнования, глава правительства Ким Чен Ир встретился с Паком Бо Хи и вежливо приветствовал его: «Мой отец всегда говорил, что президент Мун сделал очень многое ради объединения нашей родины. Я очень рад вашему приезду».

Кризис, разразившийся в 1994 году на Корейском полуострове, был таким острым, что война могла вспыхнуть в любую минуту. Однако нам удалось не допустить развязывания ядерной войны благодаря взаимоотношениям, которые я построил с президентом Ким Ир Сеном. Я ведь послал своего представителя присутствовать на его похоронах не только для того, чтобы выразить свои соболезнования...

Я так подробно описал здесь нашу встречу с президентом Кимом, чтобы пояснить важность веры и преданности в отношениях между двумя людьми. Я встретился с ним ради мирного объединения нашей родины и смог с верой и преданностью передать ему свою озабоченность судьбой нашего народа. В результате после смерти президента Кима президент Ким Чен Ир, его сын, принял нашего представителя, приехавшего на похороны. Нет на свете таких стен, которые нельзя было бы разрушить, и нет такой мечты, которую нельзя было бы осуществить, если мы дарим свою любовь с искренним сердцем.

Отправляясь в Северную Корею, я думал об этой стране как о своей родине и родине моего брата. Я ехал туда не для того, чтобы что-то получить. Напротив, мне хотелось поделиться с людьми любовью, переполнявшей мое сердце. Сила любви тронула не только президента Ким Ир Сена, но и его сына, председателя Ким Чен Ира. С тех пор нам удается поддерживать особые взаимоотношения с Северной Кореей. Каждый раз во время обострения отношений между Севером и Югом мы делаем все, чтобы захлопнувшиеся двери вновь отворились. Это стало возможным благодаря тому, что я встретился с президентом Ким Ир Сеном, чистосердечно рассказал ему о своих переживаниях и построил с ним доверительные отношения. Вот как важно доверие!

После нашей встречи с президентом Кимом мы основали в Северной Корее автомобилестроительный завод «Пхёнхва моторс», а также открыли отель «Потонган» и Центр за мир во всем мире. На улицах Пхеньяна были развешены рекламные щиты «Пхёнхва моторс», и когда южнокорейский президент посетил Северную Корею, ему показали именно это предприятие, а влиятельные южнокорейские бизнесмены, сопровождавшие президента, остановились в отеле «Потонган». Члены нашей Церкви, которые работают в Северной Корее, не являясь ее гражданами, каждое воскресенье собираются на воскресные службы в Центре за мир во всем мире.

Все эти проекты призваны наладить мирный взаимообмен и приблизить объединение Севера и Юга. Они создавались не ради прибыли; их цель — внести вклад в объединение Северной и Южной Кореи как выражение любви к корейскому народу.

Не силой оружия, а силой истинной любви

Наш народ разделяет не только демилитаризованная зона. Районы Ённам и Хонам также отделены друг от друга незримой стеной. Корейцы, живущие в Японии, поделены на тех, кто состоит в Союзе корейских граждан в Японии («Миндан»), связанном с Южной Кореей, и тех, кто состоит в Генеральной ассоциации корейских граждан в Японии («Чхонрён»), связанной с Северной Кореей. Конфликт между этими двумя организациями напрямую связан с конфликтом между родинами тех, кто в них состоит. Корейцы второго и третьего поколений, которые проживают в Японии и никогда не бывали на родине своих предков, все равно сохраняют конфликтные отношения друг с другом, так как до сих пор живут по обе стороны баррикады, возведенной родителями. Члены этих двух организаций говорят на слегка отличающихся друг от друга наречиях, посылают своих детей в разные школы и не вступают друг с другом в брак.

В 2005 году я осуществил свой давний план, который состоял в том, чтобы помочь объединиться корейцам, проживающим в Японии, а также корейцам из районов Ённам и Хонам. Я организовал в Сеуле встречу для тысячи членов организации «Миндан» и тысячи членов организации «Чхонрён» и провел для них церемонию установления братских отношений, пригласив на нее тысячу жителей района Ённам и тысячу жителей района Хонам.

Одна мысль о том, что члены организаций «Миндан» и «Чхонрён» способны хотя бы в Японии собраться и поговорить о мирном объединении Северной и Южной Кореи, — это чудо на грани фантастики! Даже просто собрать их в одном месте было практически невозможно; как же глубоко я был тронут при виде того, как эти люди сидят за одним столом и обнимают друг друга!

Один из активистов организации «Чхонрён», присутствовавший на встрече, приехал в Сеул впервые. Со слезами на глазах он признался, что глубоко сожалеет о том, что слишком много лет потратил на совершенно ненужную ему войну, тем более что он и сам не знал, в какой именно части полуострова родился его отец. Он сказал, что чувствует безграничный стыд из-за того, что прожил всю свою жизнь, понастроив бессмысленных барьеров и стен в своем сердце.

Для более глубокого понимания сути раскола на Корейском полуострове и конфликта двух сторон нам необходимо тщательно проанализировать прошлое, настоящее и вероятное будущее. У любого явления есть свои причины, и раскол на Корейском полуострове связан с давней историей борьбы между добром и злом. Когда разразилась Корейская война, Советский Союз, Китай и другие социалистические страны встали на сторону Северной Кореи.

С другой стороны, шестнадцать стран во главе с США послали в Южную Корею вооруженные войска, и еще пять государств направили туда бригады врачей и двадцать государств стали снабжать страну оружием. Какая еще война за всю историю вовлекла в противоборство столько стран? Причина, почему в войне на крохотном клочке корейской земли принял участие почти весь мир, заключалась в том, что эта война представляла собой битву между коммунизмом и свободным миром. Можно также сказать, что Корея символически являла собой весь мир, и на ее земле сразились в жестокой схватке добро и зло.

Бывший генерал и Госсекретарь США Александр Хейг сделал неожиданное заявление, выступая в 1992 году с поздравительной речью на праздновании десятой годовщины издательства «Вашингтон Таймс»:

«Я — ветеран Корейской войны, — сказал он. — И я, как командир, получил приказ атаковать лагерь Хыннам. Мы провели самую мощную операцию, на какую только были способны, и меня глубоко тронуло известие о том, что преподобный Мун, который был отправлен туда коммунистами, благодаря нашей атаке был освобожден. Мне кажется, что я был послан туда специально ради освобождения преподобного Муна. И теперь он приехал сюда, чтобы спасти Америку! Газета "Вашингтон Таймс" поможет нам спасти американский народ, представив людям объективный, а не "правый" или "левый" взгляд на историю, и указав путь вперед. Таким образом, мы видим, что в истории не бывает случайных совпадений».

Несколько лет назад в Корее разгорелся спор о том, нужно ли демонтировать знаменитую статую генерала Дугласа МакАртура в парке Инчхон. Если бы силы ООН не вмешались в ход войны, страна не была бы разделена на Север и Юг — таков был главный аргумент сторонников сноса памятника. Я был в шоке, услышав об этом, и тут же выступил с протестом. Такую позицию могли занять лишь сторонники коммунистической партии Северной Кореи.

Несмотря на большие жертвы на глобальном уровне, Корейский полуостров до сих пор разделен. Мы не знаем, когда же, наконец, произойдет объединение, но все равно прилагаем неимоверные усилия в этом направлении. На пути к объединению существует множество нелегких препятствий, которые нам нужно преодолеть. Сталкиваясь с каждым из этих препятствий, мы должны постараться устранить его и только потом двигаться дальше. Это будет очень нелегко и займет у нас много времени, однако страна непременно объединится, если мы будем трудиться с таким отчаянием, словно перед нами — река Ялу, которую нужно переплыть.

После распада Советского Союза Румыния стала последней страной в Центральной и Восточной Европе, не пожелавшей отказаться от коммунистического режима. В конце 1989 года Румыния пережила кровавый мятеж своего народа, и когда режим был свергнут, Николае Чаушеску, возглавлявший страну 24 года, был расстрелян вместе с женой. Это был жестокий диктатор, безжалостно уничтожавший всех, кто противостоял его политике. Если в какой-либо стране диктатор начинает нещадно «закручивать гайки», это говорит о том, что он боится погибнуть в результате передела власти. Я думаю, что если бы диктаторы не боялись за собственную жизнь, они бы не пускались во все тяжкие очертя голову, как это сделал Чаушеску.

Наша страна, так или иначе, скоро объединится. Поэтому политики и экономисты должны хорошо подготовиться к этому каждый в своей области. И я, как верующий человек, буду трудиться не покладая рук, чтобы с готовностью встретить день объединения Кореи, когда мы с любовью примем в свои объятия северокорейский народ и будем жить с ним в мире и согласии.

Я посвятил много времени изучению процесса объединения Германии и выслушал мнения участников тех событий, чтобы понять, как эта страна смогла объединиться без единого выстрела, не пролив ни капли крови. Я хотел отыскать самый лучший способ, который подошел бы для Кореи, и понял, что Германия смогла мирно объединиться, потому что у руководителей восточной части были гарантии того, что в случае объединения их жизнь не подвергнется опасности. Если бы правительство ГДР не имело такой уверенности, оно не пошло бы на объединение так легко.

Я пришел к выводу, что нам нужно дать такие же гарантии правительству Северной Кореи. Не так давно в Японии был опубликован роман о Северной Корее, в котором северокорейские правители то и дело просматривают видеозапись казни Чаушеску и восклицают: «То же самое будет и с нами, если нас свергнут. Поэтому нам ни за что нельзя выпускать из рук кормило власти!»

Да, это не более чем роман, к тому же опубликованный в Японии, однако мы должны учесть это и найти решение проблемы для северокорейских лидеров, чтобы Корея как можно скорее стала единой.

Достижение мира на Корейском полуострове — не такая уж трудная задача, как может показаться. Если народ Южной Кореи посвятит свою жизнь трудам во благо Севера, Северная Корея не захочет нападать на Юг, и на полуострове совершенно естественно воцарится мир.

Сила, способная тронуть сердце непокорного ребенка, — это не кулак и не грубое принуждение, а сила любви, что свободно выплескивается из сердца. Северная Корея нуждается в нашей любви больше, чем в рисе и удобрениях. И мы не должны забывать, что лишь в том случае, если мы проявим участие к ситуации Северной Кореи и посвятим свою жизнь этой стране с искренним и любящим сердцем, Север откроет свое сердце и для нас, и для всего мира.